Фанфик "Ночь за днем"

[JastShadow]

Здравствуйте!
Хотела бы поделиться своей работой. Заранее благодарю за внимание)
Название: Ночь за днем
Автор:  Anri Kohaku На фикбуке публикуюсь под ником Mary-M
Фандом: Fate/Stay Night: Unlimited Blade Works
Персонажи: Арчер (Эмия)/Рин
Жанр: гет, AU в каноне
Рейтинг: PG-13
Описание: Арчеру нравится наблюдать за спящей Рин.

Открыть текст (2250 слов)

В первый раз Тосака Рин сама позвала его. Арчер знал, что это не приказ, и знал, что ни под каким предлогом не может входить в спальню хозяйки. Именно эти две причины заставили его той ночью бросить обветренный пост на склоне крыши и ответить на зов личным присутствием.
Рин спала. Приоткрытые губы ещё хранили тень произнесенного имени, вышептанного неслышно для смертного слуха, но теперь застыли в молчании. Приняв физическую форму, Арчер стоял у изголовья и обводил взглядом черты ее лица. Он начинал думать, что зря нарушил запрет, злорадное желание указать на промах Рин ускользало прочь. "Только потому, что ты сама позвала", – и смотреть, как та давится досадой. Такие моменты ей на пользу. Ему стоило уйти немедля, чтобы утром поделиться историей с ее главной героиней. Ему стоило не приходить вовсе, когда слабый голос рассек вереницу мыслей и непрестанно поступающих данных о территории под его надзором. Однако он выбрал третий бессмысленный вариант, окаменеть здесь, прорости корневищем в пол. Внутренней полноте не хватало подтверждения, которое пришло бы с единственным повторившимся словом. Отчего ему так хотелось самому увидеть изгиб сонно говорящих губ, Арчер не понимал, только продолжал ждать, пока его вдохи не совпали с вдохами Рин, выдохи – с ее выдохами, в синхронном ритме, неспешном и неглубоком.
Привыкнув к своему положению, Арчер смог видеть больше, как если бы глаза привыкли к тьме, чернилами залившей спальню от коврового ворса до лепнины на потолке, как если бы он без того не видел безупречно при любом освещении.
Спящая Рин совсем не та, что днём, отличная от тщательно подготовленной к чужим взглядам себя. Она выглядела младше без острых углов накрахмаленного воротничка и без тонкого налета косметики. По заломам на волосах видно, какие пряди убирались обычно в хвосты. Они будили желание протянуть руку и разгладить неровность, будто та могла исчезнуть от одного прикосновения. Верный своему оцепенению Арчер представлял, как делает это снова и снова, чувствуя на пальцах то гладкий шелк, то негнущуюся тяжелую копну. Пока предупреждающе не засерел туман за окном, только тогда он вернулся на своё место, туда, где ему положено быть волей хозяйки, под отсыревшее небо с бельмом в форме луны.

Время осыпалось спешно, двумя лавинами до и после, без лишних томлений подводя к полносильному утру. Рин, сама своя, собиралась в школу, завтракала, брала чашку чая из его рук и выпивала строгими губами.
– В чем проблема? – не выдержав, спросила она, уже держась за ручку входной двери.
Между соблазном изобразить непонимание или сразу ответить прямо (в любом случае задев ее) Арчер выбрал второе.
– Ты хорошо выглядишь.
Рывком, едва не впечатавшись носом в дверь, Рин отвернулась, но, даже не видя, Арчер знал, как она умела краснеть. Когда злилась, когда смущалась, и особенно когда и то и другое одновременно.
– Ты не хочешь опоздать, – напомнил он, подталкивая Рин за порог и тут же рассеиваясь в пространстве, прежде чем она ответит.

Следующей ночью и ночью, следующей за той, Арчер бесполезно заставлял себя не думать о любом "не здесь". Неупокойно вышагивал по крыше, спугивая сонное воронье, пока не обнаруживал: спальня прямо под его ногами, какая нелепая случайность. Он стекал вниз, сквозь чердак, сквозь заказанные границы, становясь преступником в чужих владениях. Арчер не садился в кресло или на край постели, а стоял, словно часовой на службе, словно человек, заглянувший лишь на мгновение и спешащий уйти сейчас же.
Спустя лишь несколько мгновений ресницы Рин задрожали, заскользили круглые точки под веками. Она недовольно проворчала и перевернулась на другой бок, пряча лицо в подушке, но так и не проснулась. Может быть, видит плохие сны. Дыхание оставалось ровным, тихим, а все же изменилось в своём начале – стало каким-то принужденным. Ещё через горсть щелчков, доносящихся от стрелки настенных часов, Рин подтянула одеяло к подбородку – теперь она была пуховым облаком и раскидистыми чёрными прядями. Но Арчер не уходил, он все гладил взглядом затылок и волосы, то гладкие, как шелк, то тяжелые и негнущиеся.
К утру он чувствовал себя изможденным. Рин выходила из спальни уставшей и наносила больше тонального крема под глаза.

– На что это похоже – находиться в этом мире в форме духа? – спросила Рин, раскладывая на столешнице камни. Три ряда: большие, средние, поменьше, все мерцающие гранями драгоценного материала и с тусклым свечением силы в глубине.
– На что это похоже – находиться в этом мире в физическом теле? – вернул ей вопрос Арчер.
Камни отбрасывали рваные стуки, соприкасаясь с лакированной поверхностью. Раз-два-раз, тук-тук-тук. Рин молчала. По ее лицу было видно (Арчер мог прочесть), когда она перестала искать ответ. Любопытство ее больше не мучило.

Она спала беспокойно, перекладывая свою голову на подушке, а потом вдруг замирала, тяжело втягивала воздух носом, в то время как губы держались поджатыми, словно снился ей суд, и она выступала там обвиняемой или обвиняющей. Ночь выдалась тёплой. Рин сбила кокон одеяла вниз, не открывая глаз, и отвернулась лицом к занавешенным окнам, спиною к Арчеру.
Он знал и всегда помнил, что в любое мгновение может раствориться в воздухе и оставить по себе лишь неясное послечувствие, но дыхание пугливо сбилось, совсем по-человечески. Возможно, потому что он тянул до последнего.
Она прятала лицо, но показывала куда больше, того, что Арчер видеть не хотел, ведь это – отягощающие обстоятельства в его и без того непозволительном поступке. Тонкая полоска между шортами и майкой, голые руки – одна под подушкой, другая вытянута вперёд. Пока Рин ворочалась, лямка сползла по плечу. Лоскут материи до того едва что-то закрывал, но оказавшись не на своём месте, раздражал зрение.
Следующей ночью Арчер сам потянул за край оборок. Внутри все сковало онемением, чтобы как можно меньшая часть его имела отношение к происходящему. Ему послышалось сдавленное "хм". Такая настырная, добралась до его совести и упрекает, сама того не зная. Сколько раз она недовольно хмыкала, когда он делал что-то не так, по ее, конечно, мнению. "Хм. Чай остывший". Столько раз, что мысли по инерции заставили слышать ее голос в молчании, до безумия правдиво. А ведь, в конце концов, он даже не узнал, тепла ли ее кожа.

Когда Рин шагнула за край крыши, хотелось подразнить ее, поймав чуть ближе к асфальту, чем она ожидала. В игры нужно играть. Арчер не учел только, что она будет перепугана с самого начала и даже не заметит забавной шутки. Она смотрела вперёд и улыбалась этой своей фамильной гордой улыбкой, всеми силами пытаясь сломать ему ключицы – иначе зачем бы ей понадобилось сжимать его плечи с такой силой. К счастью, она скорее сломала бы себе пальцы, чем навредила бы героической душе. Было почти не больно.
Ветер бросался против них с ожесточением, наголо срывая с тела запах и тепло. Порывы забивались в лёгкие и не давали дышать. Один из них в этом не нуждался. Другая, не выдержав, прятала лицо у него на плече.
Едва под ступнею оказался асфальт, Рин выпорхнула из его хватки на один шаг, а после пошатнулась и привалилась обратно.
– Ещё немножко. Минуту.
Арчер придерживал ее, и она не возражала. Рин прижималась спиной к его животу, согревая, позволяя их теплу смешаться, он чувствовал даже сквозь слои одежды. Он опустил голову, склонился так, чтобы коснуться щекой макушки Рин. Он не спрашивал себя зачем, просто знал, что именно сейчас лучшее время. Бант щекотал кончик носа, а волосы нежили прохладой. Он чуть повёл головой, потершись, как сделал бы домашний любимец, но не стал бы делать слуга. Все-таки гладкие и мягкие. Теперь он знал о Рин куда больше (чем раньше, чем ему следовало).
– Арчер, – отозвалась Рин.
Ничего больше не сказав, она протянула руку вверх и легко, будто и не нарочно, провела пальцами по его челке.

Луна дышала в окно, покачивая плотные занавески, и воровато пробиралась в щель между ними. Серыми пальцами она касалась лица Рин, гладила шею, заливалась прозрачным светом в каждую впадину и складку. Арчер завидовал. Он помнил, что на душе спокойней, если держать Рин за руку, и что покалывает между ребрами, если ее целовать. Он помнил молодую девушку в юкате, он помнил взрослую женщину с коротко остриженными волосами. Пожилую, трясущуюся от поевшей суставы болезни – такую Рин он не помнил. Все это ждало ее и Широ далеко впереди на ткани времени. Для него же осталось в прошлом, закончилось, ушло к невозвратному. Оттого казалось, что кто-то из них сейчас в этой комнате ненастоящий.
Будто все – лишь воспоминание. Тогда живое и неживое прибрано его памятью и принадлежит ему.
Арчер опустился на одно колено, ближе к ней.
Будто в этой реальности он – лишь тень, пустая и неуместная. Рин видит свои сны не для него.
Арчер склонился, чтобы взглянуть в спокойное лицо, прочитать ответ в прозрачной карте жилок на веках.
– Ну сколько уже можно?! Чего ты хочешь?
Рин вскинулась, чуть не столкнувшись с ним лбами, ее глаза гневные и чистые, без сонного тумана. Арчер буквально мог чувствовать, как оцарапывает этот взгляд.
– Давно не спишь? – спросил он, слишком поздно понимая, что его тон звучит грубо, едва ли не с упреком.
– Недели с две.
– Вот как. Отдыхай.
Он сбежал. Себе говорил, что не время для разговора. Рин в пижаме смущается так, что не может мыслить связно. А он не воспринимает ее всерьёз. Утро вечера мудренее. И ещё сотни причин, почему его решение в тот же миг исчезнуть из спальни было разумным.

Арчер ненавидел заваривать чай для своей хозяйки. Это так же нелепо, как надеть на дворецкого доспехи и вытолкнуть на поле брани. Однако он методично переливал воду из чайника в заварник, из заварника в чашку. Тёплое облако жасминового аромата расползалось в его руках.
– Прошу.
Он поставил чашку на столик и отступил на несколько шагов. Пока Рин пила чай, они молчали. Арчер заговорил первым, из любопытства.
– Почему ты не прогнала меня сразу?
Рин отставила опустевшую наполовину чашку и прикрыла глаза, будто требовалось время вспомнить.
– Я хотела знать, чего ты ищешь. К тому же, – она запнулась и отвела взгляд, – ты мне не чужой.
Арчер изогнул бровь, но продолжения исповеди не последовало. Рин искала собеседника где-то в противоположной стене.
– Что это значит?
Рин тут же обернулась. На ее лице читалось "Это я должна спрашивать", и она была права. Арчер смирился с необходимостью оправдываться, как вдруг она поднялась и подошла, так близко, что почти прикасалась своей грудью и заново махнула на него жасминовым шлейфом.
– Ты и Широ – одно. Я уже поняла.
Она потянулась руками и обхватила его лицо, властный и неприятный жест, но Арчер стерпел желание тряхнуть головой, чтобы избавиться от шор.
– Не понимаю только, за что ты себя, его ненавидишь.
Если бы он мог быть понят, то попытался бы объяснить. Но союзников не найти, и в них никакой нужды. Новые стремления не требовали зрителей, на его пути не было места не-одиночеству. Убить Эмию Широ, этот выродыш человеческой добродетели – действие не ради последствий, а ради себя самого. Арчер не обманывался надеждой изменить прошлое – герой вне времени и пространства – но в нем самом происходил переворот, который требовал жертвы. Убить свою наивность – его первое собственное желание, эгоистичное, пылающее на топливе многолетнего отказа от себя. Ритуал, который поведет от смерти к перерождению, знанию, что нигде на свете не осталось его нелепой оболочки, набитой иллюзиями под стать какой-нибудь мисс мира.
– Ты и Широ – одно, – продолжала Рин, заставляя смотреть на себя. – А все же у Широ ещё полно надежд. Мне жаль тебя.
От последней фразы, произнесенной с такой глубокой верой Арчеру смешно, только смех этот горчил хуже полыни, и хотелось сглотнуть его.
– Смеешься? – серьезность слетела с лица Рин, оставив место растерянности. – Я выгляжу глупо? Мог бы и сдержать себя.
Рин всегда оставалась собой.

Решительность не бросала его за все это время, и отвернуться от лишнего, что бы там ни показалось, не стало трудной задачей.
– Делай с ней все, что хочешь, – сказал Арчер, обращаясь к Синдзи.
Прежде чем уйти, он еще раз пересекся взглядом с Рин. Она выглядела побитой, хотя к ней ещё не прикасались. Он чувствовал себя так же, хотя его это не касалось.

Один на один с собой, он не думал ни о чем. В голове бесконечный звон скрещенных клинков, сбитое дыхание его слабости, горячие искры, высеченные железом – только это, будто вся жизнь вела к нынешнему бою, и Арчер растворился в нем, превращаясь в оружие, безумное, но зараженное волей. Он пробился сквозь неумелую защиту и не разуверится, что в тот момент, вонзая лезвие в тело Широ, мог чувствовать судороги умирающего сердца, так же отчетливо, как если бы разбил его грудную клетку безоружною рукой.
Он был свободен.
Рин вбежала в зал, разбрасывая гулкие шаги, притащив за собой душный дым. Она бросилась к телу, потрясенная настолько, что глаза ее иссохли, а рот онемел. А потом вся боль обратилась словами: Что ты наделал? Широ! Я еще могу спасти тебя. Сейбер, почему ты не вмешалась? Почему ты ничего не сделала? За что? В бескрайнем круговороте проклятий и причитаний. Истратив все свое отчаянье, она замерла, неожиданно пустая и хрупкая, будто силы извне продолжали держать ее на ногах.
Человеческие чувства мимолетны, конечны, Арчер знал, оттого наблюдал равнодушно. Интересно, ненавидит ли она? Желание разбудить ее толкнуло в спину. Желание прощаться не молча.
– Широ и я одно. Правда ведь? – эхо любовно подхватывало и качало его голос под куполом. – Тогда тебе не нужно скорбеть, пока есть я.
Он сделал шаг навстречу, напарываясь на ее гневный взгляд, как на копье. Он обнял ее лицо ладонями, высмеивая этот жест, нехотя, подневольный снежному кому злорадства. Рин переменилась: в ней ярче вспыхнула ненависть, опалив кончики его пальцев, а потом сникла, извяла. Не станешь кричать и спорить? В судорожном вздохе дрожали невыплаканные слёзы, а с выдохом ноги перестали держать ее, и Рин осела на колени, оставив ладони Арчера пустыми. Не осталось.
– Не осталось ничего, что держало бы меня в этом мире. Пора уходить. Рин.
Отвернувшись, он не мог видеть ее, но и это стало не важно. Тело уже осыпалось, прана, давшая ему форму, обращалась свободными частицами силы и возвращалась в единый поток. Казалось, что не он сам исчезает, а растворяется мир вокруг, смешались ориентиры верх-низ, память о цвете и звуке. Сквозь слои новорожденного ничего стрелою пущенный голос звал:
– Арчер!
В отличие от этого голоса в нем самом не было сожалений. Это не похоже на повторную смерть, он просто возвращался домой, где будет отныне спокоен.